Глава 16. Всесоюзный координационный комитет – ВКК

Сионистские группы возникали во многих местах Советского Союза. Помимо перечисленных выше городов, сионистская акти­вность была достаточно заметна в Киеве, Кишиневе, Одессе, Тбилиси, Бухаре, Новосибирске, Бендерах и т.д. Между активис­тами постепенно налаживались связи, осуществлялся обмен мне­ниями относительно форм и методов борьбы, увеличивался об­мен самиздатовской литературой. Она шла из Риги в Ленинград, Москву, Минск и другие города, из Вильнюса в Свердловск, из Ленинграда в Кишинев, из Москвы в Киев, Ригу, Ленинград, Но­восибирск, Свердловск…

Большинство потоков пересылки самиздата пересекалось в Москве. Выяснилось, что некоторые книги и печатные матери­алы, например, знаменитый роман Лиона Юриса “Экзодус”, де­лались в нескольких местах одновременно. Качество переводов, печати и организации рассылки заметно отличались в различных местах. Возникла необходимость в координации действий и раз­делении труда. Движение созревало для новых, более эффектив­ных форм.

Летом 1969 года Свечинский и Хавкин созвали активистов не­скольких городов в Москву и предложили им создать некий ко­ординационный орган. От Ленинграда приехали Могилевер и Дрезнер, от Риги Валк и Мафцер, от Харькова Спиваковский. Москву представляли Хавкин и Свечинский. Были еще предста­вители от Киева, Минска, Харькова, Одессы, Новосибирска и Тбилиси. На повестку дня вынесли два вопроса: обмен информа­цией и подписание коллективных писем протеста. Могилевер и Дрезнер предложили создать всероссийскую сионистскую орга­низацию по типу ленинградской, но остальные участники встре­чи отнеслись к этому прохладно. Опытные, прошедшие тюрьмы и лагеря сионистские лидеры, не стремились к созданию жесткой организационной структуры. Они предпочитали гибкие связи, способные координировать определенные направления и решать общие для всех проблемы, без формального лидерства. Такая размытая структура и была создана на встрече, состоявшейся в подмосковном лесу 16-17 августа 1969 года. Структура получила название Всесоюзый координационный комитет – ВКК.

– Виля, – обратился я к Свечинскому,[1]– кто инициировал ВКК?

– Как-то на квартире у Меира Гельфонда собрались люди, которые считали себя… не скажу руководителями… – акти­вистами. Там были Леня Рутштейн, Давид Хавкин, сам Меир, Карл Малкин.

– Карл Малкин был преподавателем иврита…

– Карл Малкин был не только преподавателем. Он отвечал за связи с городами.

– У вас уже было распределение функций?

– Было… Мы решили, что надо что-то сделать, дали знать во все города: Ригу Вильнюс, Харьков, Киев, Ленинград, Одессу, Новосибирск, даже в Ростов, был там Карл Фрусин. Каждый приезжал за свой счет. Это было в лесу под Москвой, тайно… выставляли часовых в пределах километра. Это наше сборище получило название ВКК. Бывшие там люди нигде не были запи­саны, но мы их всех знали. Там мы решили многие дела. Были назначены люди, отвечавшие за разные направления, от каж­дого города были выделены люди, отвечавшие за самиздат, между ними установлена связь… потому что это деньги, мате­риалы, бумага, обмен литературой и так далее. Это была боль­шая часть нашей работы. От Москвы за эту работу отвечал Карл Малкин. От Риги Менделевич. Там же появился Боря Мафцер, который активно работал… Может быть, это было и глупо, но подозрительностью мы не страдали. Тем, у кого с фи­нансами было слабо, давали деньги… не на поездки, на рабо­ту. У нас к тому времени была уже общественная касса, вполне солидная.

– Это за счет помощи из-за рубежа?

– Тогда еще нет, это началось позже, а пока… нет, мы не со­бирали деньги с публики. Давид Хавкин продавал “Экзодус” Ли­она Уриса по 10 рублей. Я ему говорил: “Давид, как тебе не стыдно, ты берешь с еврея 10 рублей”, а он – “Пусть платят, пу­сть читают и платят”. Кроме того, грузины нам давали… У них были миллионеры, дававшие нам довольно крупные пожер­твования. К деньгам мы относились очень щепетильно…

Давид Хавкин смог принять участие только в первой встрече ВКК. Через несколько недель он получил разрешение на выезд. Неизвестно, знал ли КГБ о первой встрече уже в то время, но ни у кого не было сомнения, что Хавкин получил разрешение за свою активность – КГБ видел, что он играл ключевую роль в движении.

На проводы Хавкина приехали сотни людей из самых разных частей Советского Союза, а в аэропорту Шереметьево его прово­жало около пятисот человек.

– Давид, – обратился я к Хавкину, – в Ленинграде подполь­ная организация возникла раньше московской…[2]

– Да, Могилевер… Там все было по рангу, по ячейкам, там собирали членские взносы…

– Так ВКК – это московская инициатива или результат давления групп из других городов?

– Это московская инициатива. Я помню нашу первую встречу в лесу под Москвой, наши споры… Боря Мафцер, насколько я помню, предложил делать “Белую книгу”. Я сказал, что мне ва­жен тот форум, который есть сегодня, и я дорожу его безопас­ностью. Если выпуск “Белой книги” уменьшит эту безопасность хотя бы на одни процент, я ее не хочу. Я предпочитал массо­вость нашего движения – без формального подчинения и без единоличных лидеров.

– Действительно не было единоличного лидера?

– Меня в этом упрекали ленинградцы – мол, у нас в Москве все не организовано, а у них в Ленинграде – организовано. Я им говорил: “У нас все неорганизовано и не будет организо­вано. У нас не будет лидеров… ОНИ всегда ищут зачинщиков. Это должно выглядеть, как совершенно спонтанное движение, которое делится как клетки… бесконечно… В этом движени каждый действует в соответствии со своими возможностями.

                  

– Проблема лидерства в Москве не возникала? – спросил я Виталия Свечинского.

– Вы знаете, нет. У нас такой проблемы никогда не было. Я написал об этом в статье “Из истории сионизма в СССР – как заговорили “евреи молчания”… честно говоря, даже не знаю, давать ли вам эту статью… Я не хочу, чтобы она на вас пов­лияла…

– Я так долго там был, что на меня довольно трудно повлиять, не беспокойтесь…

– Тексты могут влиять… Вы же имеете сейчас дело с текс­тами…

– С текстами, воспоминаниями людей, моими собствен­ными воспоминаниями, документами… Мне не мешают ра­зные точки зрения и взгляды. Они представляются мне ес­тественным отражением процесса – мы все входили в дви­жение с разных жизненных траекторий, с разным бага­жом личного опыта. Существовали  разные точки зрения на одни и те же проблемы вплоть до диаметрально про­тивоположных… Отчасти из-за этого подозревали друг друга… В ваше время было несколько признанных лидеров: Хавкин, Драбкин, Гельфонд, Занд, вы… Как складывались ваши отношения?

– Вот я хочу вам процитировать из той статьи: “Представля­ется, что угроза репрессий была одним из факторов, в силу ко­торых в характеристику движения на этой стадии не вписыва­лись тщеславие и жажда личного успеха. Также полностью от­сутствовал элемент борьбы за лидерство, характерный для лю­бого нормального в нормальной ситуации общественного дви­жения, ибо наградой за рвение могла быть только тюрьма на долгие годы. Все это пришло несколько позже, на следующих стадиях движения, после прорыва “железного занавеса”.

– Кто занимался организацией ВКК?

– Я занимался, Хавкин занимался… Встреч было несколько. Я присутствовал на трех. Встречи были также в Риге, Ленин­граде, Одессе – там я не был, в Киеве.

– После того, как Хавкин получил разрешения, лидером стали вы?

– Не знаю… разные были ситуации. Я знаю только, что у ме­ня ушло на это много сил… До его отъезда все собирались на Серпуховке у Хавкина, там была штаб-квартира, это все знали, и люди ходили туда табунами. После его отъезда я объявил, что наша квартира становится местом, куда все могут прихо­дить. Отъезд Хавкина был для нас очень чувствителен: я бо­ялся, что народ рассосется и потом трудно будет собрать его снова. Все начали ходить ко мне, и это было очень непросто для жены: квартира превратилась в проходной двор, а у нас к тому же родилась дочка, и сыну было девять лет… и все это вместе…

Помню, однажды мы собрались в лесу на День Независимос­ти Израиля… По-моему, там был Виктор Польский, и он даже заснял это… Когда мы собрались, то увидели, что метрах в пя­тидесяти маячат милиция и люди в штатском… официально маячат, не скрываются… А мы вывесили израильский флаг… Женщины стали волноваться, публика тоже… мало приятного. Я понял, что надо как-то разбить эту ситуацию, эту неопреде­ленность, неважно, что там милиция и гэбисты вокруг… Не знаю, я сейчас на это уже неспособен… как говорил Остап Бен­дер, я сейчас дошел до такого состояния, что стал бояться об­ычного финского ножа, но тогда у меня был другой настрой. Я встал и сказал: “В лагере у нас была такая поговорка: самоз­ванцев нам не надо, бригадиром буду я… А теперь послушай­те, я хочу что-то сказать”. И я стал говорить о Дне Независи­мости, о евреях, и что это значит, и как это все… и гэбисты слу­шали, и милиция слушала… Потом, где-то через год, когда ме­ня вызвали на Лубянку по делу Рут Александрович и остальных из Риги – здесь я забегаю вперед по вопросу лидерства, – сле­дователь положил мне на стол бумагу: “Частное определение следственного управления Риги и Рижской области”. В этой бу­маге было написано, что дело о ВКК во главе с Виталием Лаза­ревичем Свечинским просьба выделить в отдельное уголовное рассмотрение. Следователь мне говорит: “Видите, у вас все впереди, Виталий Лазаревич”.

– Такие вещи решала обычная прокуратура?

– Когда-то была прокуратура ГБ, но Хрущев это все отменил и ГБ пошерстил, так что они к тому времени уже потеряли свою силу и вынуждены были обращаться в прокуратуру. Но все ра­вно субординация сохранялась, потому что в прокуратуре си­дели определенные люди, занимавшиеся только делами ГБ.

– А в смысле методов ведения допросов? В сталинское время умели выбивать все что угодно. А в семидесятых?

– Ну, что вы сравниваете… В наше время следователь мог подойти и дать в рожу… а в меня стреляли из пистолета ТТ… попугать… В начале семидесятых это был уже другой КГБ… Мне, конечно, было легче, чем другим. Когда ребят вызывали на допросы, я понимал, как им было тяжело, потому что это все же КГБ, тот который был, другого они не знали. Я-то ходил бо­льшим гоголем, потому что я знал… я уже прошел эти колеса, у меня уже была информация, а не потому, что я на самом деле такой герой…

– Как принимались решения в ВКК?

– Это не занимало много времени. Кто-то предложил, согла­сились – и все. Хорошие предложения проходили быстро, сом­нительные долго не оспаривались. Главное было в действии. Это было время такое прекрасное… Замысел состоял в том, чтобы организовать евреев разных городов, чтобы между ними была связь и координация. Это был самый лучший проект в мо­ей жизни. Я архитектор и сделал много проектов, но этот был лучший… Госбезопасность, конечно, муссировала ВКК. Когда начались аресты, многие ребята дали показания, особенно Ма­фцер. Он в красках и в лицах исписал четыре тома.

– Эли Валка тоже таскали?

– Его вызывали в качестве свидетеля, а у него больное серд­це… и он стоял там, как старый партизан…

– Валк не ломался?

– Ну, что ты, Илюша это радость наша… Но его уравновеши­вал Мафцер. Назвать нашу организацию ВКК предложил Вла­дик Могилевер. Я был не очень рад этому названию, от него ве­яло советизмом: “всесоюзный”… “комитет”, но так приняли. По­том КГБ уже на полную катушку… Этот ВКК хорошо работал… много сделали…

– После того как вы получили разрешение, вас сменил Ви­ктор Польский?

– Он сменил уже после нашего отъезда…

– Вы передали ему дела, как-то “помазали” на руковод­ство?

– Мы с ним сотрудничали, но никто ничего не передавал.³⁷

Борис Мафцер начал сионистскую деятельность в девятнад­цатилетнем возрасте. Он был талантлив и очень активен. Когда четвертого октября, через полтора месяца после начала волны арестов, его посадили за решетку, ему было двадцать три года. Он потерял отца в пятилетнем возрасте, и их с братом растила мать, больная диабетом. Она умерла во время следствия. Ему сообщили об этом, когда везли на ленинградский процесс для дачи показаний.

– Что с тобой произошло, когда тебя арестовали? – спросил я его.

– Мир рухнул, – ответил он. – Вначале я не давал никаких по­казаний, месяца полтора. Потом они меня сломали. Сломали дважды. Сначала тем, что другие говорят, а я нет. А второй раз, когда умерла моя мать… В чем меня обвиняли? В том, что я организовал самиздат, “Итон”. К тому времени, когда меня взяли, они уже знали об этом практически все. У них были пе­рекрестные свидетельства. Они, конечно, не знали всех дета­лей, но с точки зрения “кто, где и когда”, знали.

Вторая встреча ВКК состоялась 8-9 ноября 1969 года в Риге. В ней учавствовали В.Свечинский (Москва), Геренрот (Киев), Чер­ноглаз (Ленинград), Цицуашвили (Тбилиси), Шпильберг и Маф­цер (Рига) и другие. Встреча состоялась на специально подготов­ленной для этой цели даче. Проинформировали друг друга о сос­тоянии сионистской деятельности, приняли решение издавать пе­риодический сборник “Итон” (“Газета”). В редколлегию должны были войти представители Москвы, Риги и Ленинграда. Задача редколлегии состояла в подборе материалов для публикации, их обработке и редактировании. Выпускать сборники должен был поочередно каждый из названных городов. 9 ноября собрались у Левиной. Договорились об адресах и телефонах, по которым мо­жно будет получать необходимую информацию и литературу. Для связи названия городов были зашифрованы: Рига – “Рома”, Москва – “Миша” Ленинград – “Леня”.

Первая встреча редколлегии “Итона” состоялась в Ленинграде 10 января 1970 года. Менделевич, избранный главным редакто­ром, получил 5 рублей на расходы и отправился в Ленинград с материалами рижан для обсуждения первого номера. Распечатка и тиражирование “Итона” производились в Риге. Распечатывала материалы Сильва Залмансон. Первый тираж составлял 100 эк­земпляров. Потом допечатывали еще.

– Как вы думаете, до самолетного дела КГБ знал о ВКК? – спросил я Свечинского.

– Они бы узнали все равно, потому что они знали о ленин­градской сионистской организации. Мы тоже хорошо знали всех членов их комитета.

– Среди ленинградцев были люди, которые до этого си­дели?

– Нет, ни одного. У них были членские взносы, они были раз­биты на тройки и пятерки, чтобы в случае ареста кого-нибудь другие не пострадали – по всем правилам подпольщины. В один прекрасный день Меир Гельфонд мне сказал: “Виля, этого не может быть. Они загремят и потянут за собой всех”. Но это был как раз тот период, когда между мною и Меиром пробежа­ла первая черная кошка… однако, я забегаю вперед…

– Вы делали какие-то летние лагеря?

– Да, летние лагеря были на Юге и в Прибалтике. Я к этому отношения не имел, там в основном молодежь собиралась.

– Эйтан Финкельштейн принимал в этом участие?

– Эйтан очень действенный, очень витальный, он везде был…

– А молодая поросль: Слепак, Польский, Престин, Абра­мович – когда вошли?

– Это где-то 1969 год. Через Слепака же все ехали, у него такой дом хлебосольный… и потом это уже было связано с кампанией петиций…

Координация самого ВКК была достаточно гибкой. На каж­дой встрече одному из пяти городов поручалось организовать следующую. Съехавшиеся представители городов составляли очередной ВКК. Третьим городом в феврале 1970 года стал Киев. Последняя встреча состоялась в Ленинграде 13-14 июня того же года. На ней полноправными членами ВКК стали сионистские группы Минска, Вильнюса и Кишинева. Встреча проходила за день до арестов по ленинградскому процессу…[3]

В то время лидеры движения могли лишь гадать о том, в ка­кой мере КГБ был осведомлен о деятельности ВКК. Сегодня мы располагаем документами –ВКК был в оперативной разработке КГБ до начала арестов по Ленинградскому делу. Об этом гово­рят, например, выдержки из секретной справки председателя КГБ Ю.Андропова в ЦК КПСС от 17 мая 1971 года:

“Вскрытые в Москве, Киеве и других городах группы еврейских националистов, в отличие от ленинградской подпольной сионист­ской организации, не имеют строгих организационных форм, но по методам и приемам сионистской деятельности являются ана­логичными ей. Вместе с тем следует отметить, что в 1969-1970 гг. шел процесс постепенного объединения нелегальных сионист­ских групп и организаций, возникших в различных районах стра­ны, в подпольную партию сионистов. Однако ликвидацией сио­нистских групп в Ленинграде, Риге и Кишиневе этот процесс был предотвращен.

Оперативным и следственным путем установлено, что в авгус­те 1969 года в Москве состоялась встреча представителей сионист­ских групп Москвы, Ленинграда, Киева, Риги и Тбилиси, на кото­рой была достигнута договоренность о создании так назы­ваемого “Всесоюзного координационного комитета” (ВКК) для координации сионистской деятельности. В последующем было проведено три совещания ВКК – в ноябре 1969 года в Ри­ге, в январе 1970 года в Киеве и в июне 1970 года в Ленинграде. На этих совещаниях происходил обмен информацией о деяте­льности групп, намечались главные направления националисти­ческой работы, обсуждались способы конспиративной связи.

С целью идеологического воздействия на лиц еврейской нацио­нальности и вовлечения их в сионистскую деятельность активные националисты организуют так называемые “ульпаны”, т.е. созда­ют сеть кружков по изучению языка иврит, еврейской истории и культуры, подобно существующим в Израиле, а также специаль­ные летние лагеря только для лиц еврейской национальности. В 1970 году такой лагерь был организован на берегу Черного моря в районе Каролино-бугаз, в который съехались просионистские элементы из Киева, Одессы, Минска, Кишинева, Риги, Москвы и Свердловска.

Распространение идеологии еврейского буржуазного национа­лизма в устной и печатной форме ведется ими в местах отдыха, на семейных торжествах, праздниках, профессиональных и земляче­ских встречах.

Местом идеологической обработки еврейской молодежи служат также синагоги и “миньоны” (молитвенные дома), особенно в дни религиозных праздников. Пользуясь большим скоплением молоде­жи в эти дни, сионисты организуют танцы и исполнение песен на­ционалистического содержания, индивидуальные беседы об Изра­иле и т.п. Накануне праздника “Симхат-тора” (22 октября 1970 г.) в Москве была предотвращена попытка группы произраильски на­строенных лиц из числа студентов вузов распространить текст из Декларации прав человека, рассчитанный на разжигание эми­грационных настроений. У синагоги в день праздника собра­лась 12-тысячная толпа, преимущественно из молодежи…”[4]

Насчет подпольной партии сионистов Юрий Владимирович, конечно, перегнул. “Понятие “партия”, тем более “подпольная”, подразумевает постановку вполне определенных политических задач по изменению существующего строя, наличие программы, организационной структуры”.[5] Этого не было. Евреи, ставшие на путь выезда, не стремились бороться за изменение существую­щего в Советском Союзе строя. Этим занимались демократы, большинство которых, правда, тоже были евреями.

ВКК в тех условиях не стал и не собирался становиться еди­ной сионистской партией Советского Союза. В рядах членов ВКК мирно сосуществовали самые разные взгляды на развитие движения на местах. “Ленинград и Киев настаивали на органи­зационной структуре движения с соответствующими требова­ниями к дисциплине. Остальные считали, что это ни к чему. В этом вопросе никто никого не переубедил”.[6]

При этом координация давала серьезные практические резуль­таты. Началось распределение труда: те, у кого были средства де­лать что-то, и у кого лучше получалось, брали это на себя. Изда­ние журнала было поручено рижанам и ленинградцам, а получа­телями становились активисты в самых разных городах, и даль­ше они тиражировали и распространяли уже своими силами. Лет­ние лагеря были открыты для всех. На новый количественный и качественный уровень поднялся самиздат.

Важнейшим достижением ВКК стал переход к открытым фор­мам борьбы, к публичному протесту, к мобилизации междунаро­дного сообщества. Группа активисов в Москве стала выпускать периодический журнал “Исход”, в котором публиковались от­крытые письма протеста, факты судебного и внесудебного пре­следования. “Свечинский подбирал материал, Виктор и Аля Фе­досеевы редактировали его и составляли журнал, Дора Колябиц­кая, мать Али, распечатывала, а Яша Роненсон обеспечивал хра­нение и распространение. После отъезда Федосеевых и Свечин­ского изданием журнала занимался Исай Авербух”.[7]

По определению Свечинского этот журнал стал еврейской Хроникой текущих событий.

---