Наши приоритеты

Шестидневная война и поднятая ею буря эмоций дошла до самых глубин казалось бы обрусевшей еврейской души и встряхнула советское еврейство до основания. Рассыпались в прах многие прежние иллюзии, пробудились к жизни тысячи пассионариев и начался процесс, который в конечном счете привел к эмиграции. В этом сложном, динамичном процессе советское еврейство, совершенно к этому не готовое, оказалось в фокусе борьбы могущественных сил, попало в сферы большой политики. Эти обстоятельства поставили перед нами ряд сложных вопросов, из которых я в данный момент хочу рассмотреть два:
1. Причины, влияющие на эмиграционный потенциал;
2. Роль нашей культурной активности.
Одну из причин, влияющих на эмиграционный потенциал, я уже назвал. Она явилась первопричиной эмиграционного движения и продолжает действовать до сих пор. Это Израиль и желание участвовать в процессе национального возрождения.

Следующая ‒ сложности существования евреев в СССР. Кадровая политика, антисемитизм, национальная политика в системе образования, отсутствие национальной культуры, ассимиляция, социальная и национальная беззащитность, постоянная коль козла отпущения и пр.

И, наконец, привлекательность Запада с его демократией, высоким уровнем жизни, развития науки и техники, национальной и безнациональной комфортностью.

Какова при этом роль культуры?
Русская, давно ставшая духовной пищей советского еврейства, безусловно способствует увеличению эмиграционного потенциала. Одним из сильнейших императивов этой культуры является патриотизм по отношению к собственному народу. Человек, отворачивающийся от своего народа в борьбе или в беде, рассматривается однозначно как предатель. Поэтому даже обыватели, если они не на митинге, несмотря на оголтелую анти-эмиграционную пропаганду, в общем с пониманием относятся к нашему желанию переехать в Израиль, тем более , что при этом отсутствует чувство зависти. Остается только сожалеть, что не все евреи эту культуру хорошо усвоили.
Национальная. Здесь в общегосударственном масштабе действуют Евсеевы, Романенко, Емельяновы, Васильевы, телевидение, пресса и пр. Евреи поглощают эту культуру, надо признаться. С жадностью и не трудно догадаться, что при этом испытывают. Чаще всего возникает ощущение тошнотворности и страха. И желание бежать куда глаза глядят. Те, в ком доминирует еврейское самосознание  в Израиль, и мне представляется, что этому еще способ˗ствуют Васильев с Емельяновым. Кому материальное и профессиональное благополучие дороже ˗ и этому еще способствуют Евсеев с Бегуном и пресса с телевидением ˗ в Штаты.

В тоталитарной стране зарубежная информация всегда большое искушение. Тем более, когда на тебя обрушивается вал официальной пропаганды, которой не веришь, не можешь верить в силу ее чудовищной тенденциозности, да еще Евсеев в душу плюнет, Васильев попугает, рука сама тянется к приемнику. Американцы при этом неплохо информируют слушателей о жизни евреев. Голос Израиля представляющий, по видимому, наибольшую угрозу советскому режиму, так как позволяет говорить о евреях непозволительно подробно и с любовью, глушится практически полностью даже на иврите. Мне, во всяком случае, последнее время почти не удавалось его поймать.

У нашей культурной активности есть своя доля. Достаточно важная, хотя и не такая глобальная,  как у вышеперечисленных факторов роль в еврейской жизни. Нам постоянно приходится считаться с тем, что наша активность такого рода крайне ограничена. Поэтому не стоит впадать в  ни в отношении степени ее влияния на эмиграционный потенциал (уместно также напомнить здесь пример стран западной демократии, не имеющих практически никаких ограничений культурной и эмиграционной активности и где эта активность находится на высоком уровне, а эмиграция на весьма низком) ни в отношении возможности приобщения к нашей национальной культуре двух миллионов советских евреев. Важно не терять при этом также почву существующих политических реалий.

Эмиграционный потенциал определяется, прежде всего, вышеназванными обстоятельствами, он велик и устойчив и в последнее время имеет тенденцию к росту из-за разворачивающейся по всей стране активности неофашистских организаций антисемитского толка, против которой у советского еврейства в силу его разобщенности и специфического положения нет никаких средств национальной и социальной защиты. Реализация этого потенциала, как показывает весь мой семнадцатилетний опыт отказа, зависит в первую очередь от размеров эмиграционной квоты, причем в соотношении примерно 2-3 к одному, и, во- вторых, от сложности эмиграционной процедуры.

Конечно, потребность в приобщении к национальной культуре у нас колоссальна, ибо каждый варится с собственном соку ища ответы на непосильные вопросы еврейского существования в СССР, а независимая еврейская культура способна была бы дать хоть какую-то основу еврейству, оторванному от своих корней и открытому всем ветрам, кроме собственного.

И мы стараемся, ищем способы удовлетворить эту потребность, тем более, что у нас нынче некоторым образом гласность. Появляются одно за другим новые издания, функционируют различные семинары и кружки изучения языка, даже музей в квартире, даже читальный зал в комнате. Но давайте не будем терять чувство пропорции ˗ все это произрастает пока на почве эмиграционного движения или вокруг него и несет в себе значительный элемент самообслуживания. Есть серьезная потребность в развитии независимого культурного движения, которое уже начинает набирать потенциал и давать первые ростки.

Но сегодня мы в принципе можем немногое. Покажите мне в Союзе место, где есть еврейский город, улица, квартал, дом, наконец…Советское еврейство для нас с нашими скудными « тиражами» практически недостижимо, как недостижимо оно для Вергелиса с его 5000 экземпляров. Но даже если бы мы могли выпускать достаточное количество литературы и смогли бы довести ее до читателя, захотели бы евреи в массе своей воспользоваться нашей самиздатовской продукцией? Ведь сегодня гласность, а завтра…Так и получается, что за один хороший год уезжает больше евреев, чем мы были бы в состоянии приобщить к культуре за все годы эмиграции.

Роль еврейской культуры могла бы существенно возрасти, если бы нам удалось легализовать хотя бы некоторые формы нашей деятельности, такие как изучение иврита, Торы, исторического и культурного наследия нашего народа. По настоящему же говорить о каком-то серьезном весе национальной культуры в лизни советских евреев можно будет тогда, когда будут восстановлены еврейские культурные и национальные институты и будет позволена независимая, пусть подцензурная, издательская деятельность. Но шансы на это весьма незначительные.

В чем же видится мне смысл наших нынешних культурных усилий, вне зависимости от тех намерений, которыми руководствуются различные пассионарии?

Во-первых, в том, что еврейская культура, безусловно, способна оказывать влияние на увеличение доли олим по отношению к ношрим, что само по себе с моей точки зрения очень важно, хотя здесь тоже далеко не все бесспорно. Например, чрезмерная активность наших прозелитов с их претензией на истину в последней инстанции и нарочитой бестактностью в светской среде оказывает отрицательное влияние на это соотношение.

Во- вторых, как отказная, так и начинающая заявлять о себе независимая культура, безусловно способствуют формированию новой национальной элиты ˗ старая, как мы помним, была почти поголовно истреблена ˗ и возрождению связей с зарубежными культурными центрами и с Израилем в той степени, в которой это будет терпимо советскими властями. Однако при этом необходимо также отдавать себе отчет в том, что помимо квоты на эмиграцию существует еще нечто вроде квоты на уровень и размах культурной активности и все, что выходит за эти рамки, вымывается эмиграционным потоком. В этом смысле борьба за развитие еврейской культуры, безусловно, способствует личному выезду.

Поэтому наш приоритет номер один сегодня ˗ держать двери исхода открытыми возможно шире, номер два ˗ сделать условия исхода приемлемыми для большинства,  и номер три ˗ способствовать развитию и распространению в еврейской среде, прежде всего, приемлемых и понятных для нее форм еврейской культуры.

Алия и Нэшира. Здесь в контексте наших национальных задач приоритет безусловно за алией. И потому, что она целиком находится в русле этих задач, и потому, что она является со всех точек зрения стержнем эмиграционного движения, и потому, что ношрим используют национальное движение для решения своих личных проблем, зачастую весьма далеких или совсем не связанных с национальным движением и т.д.

Однако проблема не так проста. Она вызвала и у нас, и у наших друзей много споров, иногда ожесточенных, и споры эти продолжаются по сей день. Кроме национального похода существуют еще и демократический, и общечеловеческий, и моральный, и индивидуальный и т.д. Но главное не в сопоставлении этих подходов, хотя в современном еврействе такое сопоставление уже давно стоит на повестке дня и нам необходим процесс, способный вырабатывать ясные представления о шкале наших приоритетов.
Главное состоит в том, что нэшира оказывает негативное влияние на эмиграцию в целом, и при определенных условиях это влияние может оказаться решающим. Поэтому обсуждать ее, разбираться в ней нужно как минимум до тех пор, пока мы не проникнем в самую суть механизмов, которые оправдано или нет устанавливают лимиты гибкости для советской стороны.
Именно этим я и попытаюсь сейчас заняться. Для анализа этой проблемы полезно вспомнить, что привратником с ключами у дверей исхода стоит советская сторона и никого другого, включая свои собственные международно-правовые обязательства, пускать туда не собирается. А у нее, как мы видим, болезненное отношение к любым формам эмиграции переходит в истерию, когда эмиграция начинает походить на откровенное бегство из самого передового и гуманного в мире рая. И вопрос здесь не столько в идеологических соображениях, сколько в иррациональном и, по-моему, неоправданном опасении того, что свободная эмиграция может привести к эффекту снежного кома, стать слишком мощной и неуправляемой. Поэтому, накладывая на эмиграцию целый ряд искусственных ограничений, власти еще тщательно разделяют ее на отдельные и изолированные друг от друга потоки по национальному признаку: евреи, немцы, армяне и др.

При этом отношение к еврейской эмиграции особенно подозрительное и злобное. Это, как мне представляется, не случайно. Дело в том, что евреи в отличие от армян, немцев и др. расселены по всей стране и в силу своего образовательного и профессионального статуса еще и выделяются на общем фоне. Их эмиграционную активность не изолируешь и не спрячешь от окружающих. Поэтому в глазах властей именно еврейская эмиграция обладает наибольшей абсорбирующей силой (что, кстати, начало серьезно проявляться в конце семидесятых годов) с одной стороны и силой наглядного заразительного примера с другой. Этим, по-моему, в значительной степени объясняется общегосударственный и крайне злобный характер именно антиеврейской антиэмиграционной пропаганды.

Все, что мы имели до сих пор, это (с немногочисленными исключениями лишь подтверждающие правило) различные толкования рамок воссоединения семей с обязательными вызовами из Израиля и обязательной и весьма ограниченной квотой. Таковы были и есть правила игры, на нарушение которых Союз иногда может позволить себе не обращать внимания, иногда реагирует болезненно, но от которых никогда не отходит. Не отходит, несмотря на постоянное и мощное давление со стороны западных демократий и прежде всего США и на колоссальные издержки, которые он при этом несет. Не отходит ни на пике диктата, ни на нынешнем новом старте.

Я убежден, что власти не готовы к свободной эмиграции и не будут к ней готовы в обозримом будущем. При этом реально мыслящие деятели наверху рассматривают еврейский эмиграционный потенциал как отрезанный ломоть, от которого избавиться даже желательно ˗ но так, чтобы это не дало волну в окружающей среде и не увлекло за собой законно принадлежащее им «серое вещество».

Поэтому я считаю, что когда наши ношрим с помощью различных фондов и организаций демонстрируют свое наплевательское отношение к существующим правилам, и в данном контексте неважно, насколько они законны, они тем самым подрывают шансы на эмиграцию тех, кто идёт за ними. Я более чем далек в данном рассмотрении от желания морализировать на обсуждении этой проблемы. Да и у кого поднимется рука взвалить весь груз обвинений на оторванного от своих корней, от еврейства, заплеванного антисемитской пропагандой человека лишь за то, что он не осознал…, или осознал нечто совсем иное. Он спасается, и то хорошо. Но при этом далеко не безразлично как он это делает: здесь не все так просто, чтобы во имя свободы и демократии он мог полностью реализовать свои индивидуальные инстинкты.

Есть у этой проблемы и другой, для меня немаловажный аспект. Отношение со стороны Союза к переезду евреев в Израиль  это отношение к неизбежному злу. Другое дело, когда это выглядит так, как будто Израиль использует этот канал для демонстративной перекачки евреев и неевреев на Запад, мобилизуя для этого огромные силы во всем мире. Тут уж негатив со стороны Союза переходит в истерию, в полную потерю чувства меры и реальных пропорций и далеко не только в области пропаганды. Таким образом, и я в этом убежден, наше молодое государство, которому хватает забот и помимо нэширы, несет за нее крупные издержки во многих жизненно важных для себя областях.

Я считаю, что в нынешних условиях еврейская эмиграция должна заканчиваться в Израиле. Это конечно создаст некоторые технические и моральные проблемы для нашего государства, но в общем балансе плюсов и минусов выигрыш будет значительным. Это, безусловно, усложнит в техническом плане переезд для ношрим, решившим воспользоваться израильским каналом. Но давайте не будет забывать, что Израиль это демократическое государство и выезд оттуда не сопряжен со сложностями принципиального характера. Давайте также не будем завывать, что небольшой крюк и потеря привилегий ничто по сравнению с той угрозой, которая нависла над советскими евреями и тем огромным количеством людей, которые ждут своей очереди. В конечном счете и в долгосрочном плане такой подход позволит выехать гораздо большему количеству евреев.

Я убежден, что национальные рамки репатриации  достижимый компромисс и только он может дать действительно большую эмиграцию, хотя не стоит ожидать, конечно, что Советы с распростертыми объятиями пойдут на это. Потребуется и время и усилия. При этом вариант с прямыми рейсами может оказаться вполне приемлемым.

Я хочу еще раз подчеркнуть, что такой подход в принципе совсем не исключает борьбы за полную свободу эмиграции, хотя я, честно говоря, в успех такой борьбы не верю и вполне удовлетворился бы рамками репатриации в качестве компромисса, имеющего реальные шансы на успех.

В отношению к общедемократическому движению я бы выделил три направления, в которых мы могли в какой-то мере сотрудничать: эмиграция, национальное и культурное возрождение и борьба с антисемитизмом. На всех этих направлениях имеется достаточно точек пересечения интересов с общими демократами. Но наши проблемы весьма специфичны и по сложной мозаике еврейских реалий, не имеющих зачастую аналогий в других национальных группах, и по особой степени подозрительности, с которой власти относятся к нашей активности. Поэтому в наших общих с демократами интересах двигаться параллельными курсами, оставляя открытыми каналы коммуникаций и обсуждения.
Конечно в области культуры и борьбы с фашиствующими антисемитскими группами возможны более глубокие формы. Но при этом мы должны обязательно создавать и легализовать собственные институты, собственный взгляд и собственный ответ на вызов времени.